Она круто развернулась и быстро зашагала прочь.

— Эванс! — крикнул Джеймс ей вслед. — Погоди, Эванс!

Но она так и не обернулась

— Какая муха ее укусила? — сказал Джеймс, безуспешно пытаясь сделать вид, что ответ на этот вопрос его вовсе не интересует.

— Сдается мне, она считает тебя немножко зазнайкой, дружище, — сказал Сириус.

— Ну ладно. — В голосе Джеймса зазвенела обида. — Ладно же...

Опять вспыхнул яркий свет, и Снегг снова повис в воздухе вниз головой.

— Кто хочет посмотреть, как я сниму с Нюниуса подштанники?

Но Гарри так и не узнал, выполнил ли Джеймс свою угрозу. Кто-то словно щипцами сжал ему руку чуть повыше локтя. Едва не вскрикнув от боли, Гарри обернулся — и, к своему величайшему ужасу, увидел позади себя другого, взрослого, Снегга с побелевшим от ярости лицом.

— Развлекаетесь?

Гарри почувствовал, что его поднимают в воздух; летний день вокруг него растаял, как дымка. Он летел вверх сквозь ледяную тьму, и рука Снегга по-прежнему не отпускала его. Потом у Гарри на секунду захватило дух, как после головокружительного сальто-мортале, его ноги ударились о каменный пол снегговского подземелья, и он снова очутился в сегодняшнем дне, рядом с Омутом памяти, стоящим на столе в полутемном кабинете преподавателя зельеварения.

— Итак, — сказал Снегг, сжимая руку Гарри так крепко, что она начала неметь. — Итак... вам понравилось, Поттер?

— Н-нет, — ответил Гарри, пытаясь высвободить руку. Ему стало страшно: губы у Снегга дрожали, лицо побелело, зубы оскалились.

— Приятным человеком был твой отец, правда? — сказал Снегг, встряхнув Гарри так сильно, что у того очки съехали на нос.

— Я... я не...

Снегг изо всей силы оттолкнул его от себя. Гарри упал и больно ударился о каменный пол.

— Не вздумай рассказать кому-нибудь о том, что ты видел! — прорычал Снегг.

— Нет-нет, — пробормотал Гарри, поднимаясь на ноги и стараясь держаться от Снегга как можно дальше. — Конечно, я никому...

— Вон отсюда! И чтоб духу твоего здесь больше не было!

Гарри опрометью кинулся к двери, над головой лопнула банка с сушеными тараканами. Он рывком распахнул дверь и бросился бежать по коридору. Остановился он только тогда, когда между ним и Снеггом пролегли три этажа. Тяжело дыша, он прислонился к стене и стал растирать руку, на которой обещал появиться огромный синяк.

У него не было никакого желания возвращаться в Гриффиндорскую башню так рано и рассказывать Рону и Гермионе о своем приключении.

Гарри был страшно расстроен и выбит из колеи вовсе не потому, что на него накричали и швырнули ему вслед банку с тараканами. Дело было в том, что он знал, каково это, когда тебя унижают на глазах у посторонних. Он точно знал, что чувствовал Снегг, когда его отец издевался над ним, и, если судить по увиденному им в Омуте памяти, Снегг отнюдь не преувеличивал, называя его отца высокомерным хвастуном и позером.

Глава 29

ВЫБОР ПРОФЕССИИ

— Но почему ты больше не ходишь на уроки окклюменции? — нахмурившись, спросила Гермиона.

— Я же тебе говорил, — пробормотал Гарри. — Снегг считает, что теперь, когда основы изучены, я могу продвигаться дальше самостоятельно.

— Значит, тебе уже не снятся странные сны? — скептически поинтересовалась Гермиона.

— Практически нет, — сказал Гарри, пряча глаза.

— А по-моему Снегг не имеет права прекращать уроки, пока ты не научишься контролировать свои сны целиком и полностью! — негодующе воскликнула Гермиона. — Я считаю, что ты должен пойти к нему и спросить...

— Нет, — решительно сказал Гарри. — Давай поговорим о чем-нибудь другом, ладно?

Был первый день пасхальных каникул, и Гермиона, по своему обыкновению, провела большую его часть, составляя расписание подготовки к экзаменам для всех троих. Гарри и Рон не мешали ей: это было проще, чем ввязываться в спор. К тому же плоды ее трудов могли и вправду им пригодиться.

Рон с ужасом обнаружил, что до экзаменов осталось всего полтора месяца.

— Как ты мог об этом забыть? — требовательно спросила Гермиона, дотрагиваясь своей палочкой до расписания Рона. От ее прикосновений квадратики на расчерченном листе пергамента по очереди вспыхивали разными цветами в зависимости от предмета, которому они соответствовали.

— Не знаю, — ответил Рон. — Так много всего происходило...

— Ладно, держи, — сказала она, протягивая ему расписание. — Готовься по нему, и все у тебя будет в порядке.

Рон мрачно поглядел на пергамент, но потом его лицо прояснилось.

— Ты отвела мне по одному свободному вечеру на каждой неделе!

— Это для тренировок по квиддичу, — сказала Гермиона.

Улыбка Рона увяла.

— Какой в этом смысл? — угрюмо сказал он. — В этом году у нас столько же шансов выиграть Кубок по квиддичу, сколько у моего отца — стать министром магии.

Гермиона ничего не ответила: она смотрела на Гарри, который невидящим взглядом уставился в противоположную стену гостиной, хотя Живоглот царапал его руку, требуя, чтобы ему почесали за ухом.

— Что с тобой, Гарри?

— Со мной? Ничего, — поспешно ответил он.

Схватив книгу «Теория защитной магии», он притворился, будто ищет что-то в указателе. Живоглот, решив, что бессмысленно тратить на него время, скользнул под стул Гермионы.

— А я сегодня видела Чжоу, — осторожно сказала Гермиона. — Она тоже была очень расстроена. Вы что, снова поссорились?

— Поссо... ах да, конечно, — сказал Гарри, с благодарностью ухватившись за новую тему.

— Из-за чего?

— Из-за этой ее подружки-ябеды, Мариэтты, — ответил Гарри.

— Ну, тогда я тебя не виню! — сердито заявил Рон, откладывая расписание. — Если бы не она...

И Рон принялся ругать Мариэтту Эджком, что было Гарри только на руку: ему оставалось лишь сидеть с рассерженным видом, кивать и говорить: «Да-да!» и «Точно!», когда Рон переводил дух, а это вовсе не мешало ему размышлять, погружаясь во все более глубокое уныние, о том, что он увидел в Омуте памяти.

На душе у него скребли кошки. Всю жизнь он свято верил, что его родители были прекрасными людьми, и потому ни секунды не сомневался в том, что злобные выпады Снегга в адрес его отца — чистейшей воды клевета. Разве другие, например, Хагрид и Сириус, не говорили ему, каким замечательным человеком был его отец?

— Ну да, конечно, ты посмотри на самого Сириуса, — раздался у него в голове чей-то язвительный голос. — Неужто он был лучше?

Да, однажды он случайно услышал от профессора Макгонагалл, что его отец с Сириусом были в школьные годы порядочными смутьянами, но она говорила о них как о предшественниках близнецов Уизли, а Гарри не мог себе представить, чтобы Фред с Джорджем подвесили кого-нибудь в воздухе вверх тормашками просто ради забавы... разве что если бы по-настоящему его ненавидели... может, они и поступили бы так с Малфоем или кем-нибудь другим, кто действительно этого заслуживал.

Гарри попытался убедить себя в том, что Снегг заслужил мучения, выпавшие на его долю, но разве Лили не спросила: «Что он вам сделал?» — и разве Джеймс не ответил ей: «Пожалуй, все дело в самом факте его существования, если ты понимаешь, о чем я»? Неужели Джеймс затеял все это только потому, что Сириус пожаловался на скуку? Гарри вспомнил давнишний разговор с Люпином на площади Гриммо: по словам Люпина, Дамблдор назначил его старостой, рассчитывая, что он поможет ему обуздать Джеймса с Сириусом... но в Омуте памяти он просто сидел и смотрел на происходящее...

Гарри постоянно напоминал себе, что Лили все-таки вмешалась — его мать вела себя достойно. Однако выражение ее лица, когда она кричала на Джеймса, не давало ему покоя. Джеймс явно вызывал у нее отвращение, и у Гарри просто в голове не укладывалось, что после всего этого они могли пожениться. У него даже мелькнула мысль, уж не заставил ли ее Джеймс выйти за себя силой...